На корриде в воскресенье
Три испанских мужика
Всё гоняли по арене
Здоровенного быка.
Пикадор, бандерильеро,
Ну, и главный — матадор —
Зарабатывали евро,
Исполняли приговор.
Бык сопел, роняя пену,
Подбираясь к палачу,
Думал: «Щас его поддену
И маненько потопчу.
Я его достану точно,
Хоть он вертится, как вошь.
Мужичонка худосочный —
Ведь соплёй перешибёшь!»
Матадор — пацан ершистый,
Заводной такой сеньор.
Дед, наверно, был франкистом,
Этот в деда — живодёр.
Бык бодал забор арены,
Бык за лошадью скакал,
Упирался рогом в стену —
Неприятностей искал.
Он ведь жил, ярма не зная,
Жизнью гордой и простой.
Да, свобода развращает…
Бык решил, что он крутой.
Ну стань в сторонке, не скандаля,
Как щенок, поджавши хвост,—
Ну тебя б забраковали
И отправили б в колхоз.
Нет же, бык, башка дурная,
Лез упорно на рожон:
«Забодаю, забодаю!»
Так и помер, как пижон.
Застывала кровь, алея
На упрямой на губе.
Борода Хемингуэя
Померещилась в толпе.
Солнце медленно садилось
Над собором вдалеке.
И торсида расходилась,
Забывая о быке.
Лишь турист, браток из Пскова,
Видно, мастер мокрых дел.
Вдруг промолвил: «Жизнь сурова…
Ну не быкуй — и будешь цел!»
© Тимур Шаов
|
